Интервью

Перестрахование – преодоление проблем и источники оптимизма Артамонов Александр Петрович Генеральный директор ОАО «Москва Ре», председатель комитета ВСС по перестрахованию

В апреле 2011 года компания «Москва Ре» отмечает свой 15-летний юбилей. О ключевых тенденциях рыночной среды российского перестрахования, в которой развивается компания, ее успехах, проблемах, а также о перспективах национального перестраховочного бизнеса в целом с корреспондентом портала «Страхование сегодня» беседует генеральный директор компании «Москва Ре» Александр Артамонов.

Мария Жилкина,
Медиа-Информационная Группа «Страхование сегодня» (МИГ)

Александр Петрович, как Вы оцениваете ситуацию в российском страховании в целом? Можно ли считать, что рынок реально восстановился после кризиса или это преждевременно? Как компании готовятся к вступлению в силу 1 января 2012 года новых требований к размеру уставных капиталов?

Конечно, последствия кризиса для кого-то из участников рынка оказались очень серьезны. Но гораздо большее влияет на настроения на рынке ряд действий государственных структур, включая Думу, Минфин и ФССН, которые на общей волне антикризисных мер ужесточили регулирование страхового рынка. Прежде всего, я имею в виду введение новых требований к уставному капиталу, к размещению резервов, которые неизбежно окажут большое влияние на количественный состав участников страхового рынка. Еще не так давно мы говорили о более 2-х тысячах игроков, потом их количество постепенно сокращалось и сейчас на рынке работает порядка 600 компаний. Эксперты ФССН говорят, что в 2012 году их число может снизиться и до 120-130-ти.

Я бы хотел высказать свое мнение по этому поводу. Я не очень приветствую такие резкие, революционные шаги с точки зрения капитализации страховщиков и перестраховочных компаний. Раньше такую политику объясняли необходимостью борьбы со схемным страхованием и перестрахованием. Но я совсем не уверен, что сокращение числа компаний решит эту проблему. Если, например, говорить о рынке специализированных перестраховочных организаций, то даже если из них оставить на рынке топ-10 или топ-20 по сборам входящей перестраховочной премии – эта задача не будет решена. Акционеры и инвесторы перестраховщиков, приняв решение вкладываться в ту или иную деятельность компании, исходят далеко не из задачи капитализации для будущего предоставления емкости клиентам, а из рентабельности тех операций, которые они намерены проводить в самое ближайшее время. Сегодня размер уставного капитала мало что говорит о реальной финансовой устойчивости компании. Это некий псевдоориентир, по которому отчасти пытаются судить, сколько компания может удерживать на себе, но более важные и реальные показатели – это, конечно, маржа платежеспособности, ее способность к структурным изменениям и инвестиционная политика компании.

Я не думаю, что резкое сокращение числа игроков страхового и перестраховочного рынка, оздоровит его. Зато весьма вероятно, что могут появиться какие-то другие проблемы. Если страховой рынок будет сужаться, то нет гарантий, что когда вместо 600 компаний на рынке останутся 200, объем премии сохранится хотя бы на этом уровне. Кто-то из страхователей может в этой ситуации вообще отказаться от страхования. Если то там, то здесь страховщик не платит по своим обязательствам, сам рынок двигается в непонятном направлении, да еще и постоянно клиента нагибают введением все новой и новой обязаловки, проще распоряжаться своими рисками самому.

То есть клиенты «лишних», с точки зрения регуляторов, страховых компаний, не получив выплат и разочаровавшись в страховании, могут уйти в самострахование или взаимное страхование?

Да. Я не думаю, что они будут активно создавать общества взаимного страхования, но самострахование расширится точно. Многие страхователи, обладая достаточными финансовыми возможностями, могут создавать собственные «резервы катастрофических событий» и «стабилизационные фонды», привлекать банковские кредиты. И усиление обязательного страхования, и неудачные истории взаимодействия со страховыми компаниями, в том числе потерявшими лицензии, сильно способствуют отказу от добровольного страхования. С другой стороны, страховщики-гиганты за своим массивом решаемых проблем зачастую не могут увидеть нужды отдельного клиента, спуститься на его уровень, нормально с ним договориться, донести до него условия страхового полиса, объем покрытия. А когда возникает случай, имеющий признаки страхового, выявляются все несогласованности: страхователь думал одно, а страховщик не сумел ему разъяснить, что на самом деле все иначе, четко показать, от чего он застрахован, а от чего нет.

Нет нормальной идеологии выстраивания отношений со страхователем, а от этого страдает и перестраховщик, как вторичное звено, которое не может влиять на взаимоотношения со страхователем, а только дает свою емкость. Мы надеемся на андеррайтинг и профессиональный подход к урегулированию убытков прямого страховщика – нашего партнера. И в спорной ситуации нам бывает трудно через прямого страховщика донести до страхователя, за какой риск он реально платил, а за какой нет, да и суды в спорных случаях встают на сторону не столько даже «слабого», сколько того, кто платил за услуги в возмездной сделке, то есть страхователя. Мы не можем заставить прямых страховщиков создавать такие страховые продукты, которые минимизировали бы последующие спорные ситуации и судебные тяжбы, это тоже одна из проблем.

Специалистами ФССН отмечается заметное падение объемов премии, передаваемой в перестрахование в 2010 году. Какими причинами это вызвано, и каково будет дальнейшее развитие ситуации?

На мой взгляд, это следствие 4-х основных факторов. Во-первых, имеет место сокращение доли «схемного» перестрахования, что, безусловно, позитивно. Во-вторых, одним из драйверов 2009 года было страхование госконтрактов, ныне отмененное, а оно тоже перестраховывалось на российском внутреннем рынке. В-третьих, продолжается влияние демпинговой тенденции на сокращение объема собираемых премий. И, в-четвертых, ужесточение норм по капитализации привело к тому, что страховщики, которые уже увеличили капиталы заранее, смогли повысить размеры собственных удержаний.

Что касается развития ситуации, я бы сказал, что сейчас, в то время, пока рынок пережидает период пертрубаций, возникла некоторая пауза. Процессы M&A охватили не только страховой и финансовый рынок, но и сами высшие регулирующие инстанции, меняется структура власти.

Так это еще никто не назвал. Вас тревожит будущее после реформы надзора?

Да. К сожалению, никто не извещает участников рынка, какая цель в итоге будет достигаться, какая польза ожидается для рынка. Простые замены одних чиновников на других – это перестановка фигур при игре в шахматы вслепую, власти-то, может, и знают, чего они хотят, но рынок этого не видит. Кроме того, во многих решениях участвуют некие псевдоэксперты, не имеющие отношения к профессиональным участникам рынка, а профессионалов туда редко приглашают.

Век страховой компании в России оказывается короток и зависит не только от того, насколько хорошо конкретный страховщик смог адаптироваться к ситуации, но и от решений тех, кто отвечает за развитие рынка в целом, а также за ситуацию в политике и экономике на макроуровне. Понятно, что при таком раскладе простое слияние функций результата не даст. А если при этом поменяется еще и цель, и будут раздуваться надзорные функции – это реально опасно.

Нет ли угрозы, что с укрупнением ведомства внимание к узким профессиональным вопросам, к которым относится и перестрахование, будет окончательно утрачено, там просто некому будет ими заниматься?

Сказать откровенно, это давно уже не угроза, а реальность. Когда в перестроечные годы формировался надзорный орган, призванный наблюдать за только-только нарождающимися коммерческими страховыми организациями, в надзоре работала команда людей, обладающих специальными знаниями в различных областях страхования. Это были бывшие страховщики-практики, прошедшие хорошую профессиональную школу. Покойный глава надзора Валерий Сухов, мой хороший приятель, в беседах нередко говорил, что среди сотрудников надзора есть люди, которые могут закрыть любую тему, любое намеченное направление на страховом рынке. К сожалению, большинство из них к настоящему времени вернулись из органов надзора в бизнес.

Я не уверен, что в кадровом аспекте в мегареруляторе принципиально изменится что-то, что может улучшить качество повседневной работы. Я не уверен, что туда смогут найти людей, способных справляться с возникающими принципиально новыми трудными задачами. Чтобы это исправить, государству нужно было, наоборот, больше внимания уделять несколько недооцененному органу страхового надзора, поднимать его статус, поднимать уровень оплаты труда его сотрудников. В противном случае непривлекательность госслужбы в надзоре для настоящих профессионалов неизбежно будет отражаться на состоянии надзираемого рынка.

Можно ли отношение государства к надзорному органу считать индикатором малой ценности для государства страховой отрасли?

Да. Более того, как государство относится к данному вопросу – такие результаты в этой сфере оно и получает. К сожалению, государство у нас поворачивается к страховому рынку лицом только тогда, когда начинается катаклизмы и стихийные бедствия. Случилась засуха – состоялась встреча 30 августа 2010 года. Но выстраивать-то систему нужно было заранее, а не вспоминать о страховщиках после убытков. Прямые страховщики, естественно, предложили выстраивать ее через расширение обязательного страхования, и на это недальновидные чиновники сказали «Да», не подумав о рынке, но зато подумав о том, что им поручат исполнение этих решений, а значит они останутся при государственных средствах и смогут трудоустроить своих ближайших родственников, в общем, никто голодать не будет.

Кстати, на совещание 30 августа никаких профессиональных перестраховщиков не звали...

Не звали, но я надеюсь, что и Андрей Степанович Кигим, и Вадим Эдуардович Янов, и Александр Валерьевич Григорьев, присутствовавшие там, в определенной мере являются выразителями интересов перестраховочного сообщества.

Как Вы оцениваете потенциал новых страховых полей, открывающихся перед страховщиками и перестраховщиками, в частности, ОПО?

На мартовской перестраховочной конференции я говорил, что я против резкого увеличения количества обязательных видов страхования. Такая загоняловка через «узкий горизонт буржуазного права» никогда не приводила ни к какому позитивному эффекту. Конечно, государство должно устанавливать правила игры, но основной сектор страхования – все-таки добровольный. Только добровольная форма позволяет развиваться коммерческому страхованию, особенно в корпоративном секторе, который воспринимает обязательное страхование с некоторой, я бы даже сказал, аллергической реакцией.

Пример ОСАГО показывает, что за те более чем 7 лет, которые этот вид существует, на этом рынке до сих пор не так все гладко, и не так выстроено, как ожидалось вначале. Но все-таки ОСАГО – это публичный договор, касающийся розничной продажи, с небольшим лимитом ответственности. А представьте, сколько нужно будет выстраивать систему обязательного страхования ОПО, в котором помимо прочего, не решен вопрос, где эти риски перестраховывать. Страховые суммы там гигантские, а игроки иностранного перестраховочного рынка, в большинстве своем, высказались категорически против предоставления емкостей для этих рисков. Пока не отшлифованы, не доработаны до конца условия страхования, прописанные в законе и проектах иных нормативных актов, не понятны правила игры внутри профессионального объединения страховщиков ОПО - никто не знает, что делать дальше. И это относится как к внутреннему рынку страхования и перестрахования, так и к внешнему перестрахованию. Поэтому я склоняюсь к выводу, что в таком виде резкий количественный рост обязательного страхования ни к чему хорошему не приведет.

Какие конкретно компании высказались, что не стремятся принимать будущие риски ОПО, и чем они мотивировали свое решение?

Из тех, о чьих решениях я слышал непосредственно в личных переговорах, это Мюнхенское перестраховочное общество (Munich Re) и Швейцарское перестраховочное общество (Swiss Re). И то, что гиганты мирового перестраховочного бизнеса высказались с большой настороженностью по поводу приема таких сложных техногенных рисков, как ОПО, – это повод насторожиться и нам. Западным перестраховщикам не понятны отдельные положения закона, в частности, как определялась страховая сумма, какова будет методика урегулирования убытков, что выступает базой при определении тарифов, насколько достоверна используемая страховая история и математические модели, была ли это экстраполяция прошлых лет или заимствование зарубежного опыта.

Напомню, что до введения обязательного страхования ОПО существовало два закона (№№ 116 и 117). По ним уже тогда выявлялись все ошибки – что страховые суммы были маленькие, что не были учтены полностью все объекты, подлежащие отнесению к той или иной категории опасности и т.п. Но ничего из этого опыта при разработке закона по ОПО учтено не было. Поэтому западные коллеги и считают, что закон сыроватый и не соответствует практике и менталитету зарубежного рынка. И это не поза с их стороны. При внимательном изучении закона мы пришли к выводу, что они действительно во многих отношениях правы. Поэтому если мы хотим обеспечить доверие международных партнеров и все-таки сохранить возможность использовать западную емкость для рисков ОПО, при разработке подзаконных актов необходимо нивелировать погрешности закона и учесть все высказанные западными специалистами замечания.

Какие еще страховые и перестраховочные поля требуют детализации нормативно-правовой базы?

Другой пример страхового поля, где также до сих пор полнейшая неопределенность – страхование и перестрахование агрорисков. До сих пор между основными идеологами со стороны страховщиков и страхователей (Агропромышленным союзом России и Национальным союзом агростраховщиков) есть определенный если не антагонизм, то огромное число спорных моментов. У них просто разное видение, которое каждая из этих сил по-своему доводит до сведения Правительства, у каждой из них свои дружественные депутаты в Федеральном Собрании и т.п. Так что здесь, пока они не договорятся между собой, заказчикам этого страхования (а я полагаю, что это все-таки государство и сельхозтоваропроизводители) остается только ждать.

Мы готовы по предложению Президиума ВСС разработать концепцию перестрахования в аграрной сфере. Но для этого должна быть сначала создана четкая и понятная единая концепция прямого страхования – что страхуется, от чего страхуется, каков процесс урегулирования претензий, и на чем основывается механизм передачи риска в перестрахования. Пока нет однозначного ответа по этим 4-м направлениям, никакую систему перестрахования не разработать.

Есть мнение, которое высказывал, например, Игорь Жук: «Давайте не будем креативить, запустим закон, а там посмотрим». Примерно так же запускали ОСАГО, и там систему до сих пор корректируют. Я с таким подходом не могу согласиться. Засуха прошлого года подтвердила высокую убыточность данного рынка. Объем ущерба, по оценкам экспертов, составил 46-49 миллиардов рублей. Есть хорошие образцы систем агрострахования – Швейцария, Испания, Америка. Я считаю, оттуда надо брать лучшее.

Не понятны и правила игры с точки зрения допуска участников в этот агропул, не выбрана его правовая форма (будет ли он СРО или чем-то другим) и т.п. От того, кто и на каких условиях войдет в этот пул, зависит очень много немаловажных вопросов.

Насколько обоснованно все время оглядываться на Запад, ведь у России своя специфика, свой рисковый профиль?

Западный опыт, особенно в ОПО, необходимо учитывать хотя бы потому, что как бы мы не пытались говорить о специфике российской практики, основная-то емкость по этим рискам будет предоставляться все-таки западными страховщиками. Даже совокупной агрегированной емкости всего российского перестраховочного рынка на это не хватит. Либо мы будем переходить на сублимитацию по этим договорам перестрахования, либо мы будем говорить о каких-то особых формах перестрахования (непропорционального, с высокими приоритетами и перестрахованием на базе катастрофического покрытия).

Но пока предполагается перестрахование внутри «пула» обладателей лицензий на обязательное страхование. Как Вы думаете, чем руководствуются сторонники подобного протекционизма в перестраховании ОПО? Не получится ли так, что условиями, ограничивающими внешнее перестрахование, мы оставим весь этот огромный по масштабу риск на внутреннем рынке, которому он не по силам?

Да, здесь чувствуется такая опасность. С одной стороны, понятен протекционизм как попытка защитить интересы отечественных страховщиков и перестраховщиков при сборе премии, но с другой, не следует забывать и о том, что может случиться, когда придет время платить убытки. Без емкостей и технологий зарубежного рынка, без учета их опыта в работе с подобными рисками нам будет обойтись трудно.

Я еще раз повторю, что это очень нездоровая тенденция на нашем рынке: у нас сначала принимаются законы, а потом пытаются создать огромный перечень инструктивных писем, которые будут доводить до ума, исправлять и корректировать то, что не было учтено в самом законе. Такой подход обязательно повлечет за собой риск возникновения споров, от чего всегда будут страдать все субъекты страхования – и клиенты, и страховщики, и перестраховщики. Я считаю, надо сразу писать законы, которые учитывали бы все интересы, в том числе и национальных операторов, и при этом не забывать про существующий международный опыт.

Что касается ОПО, то за рубежом по аналогичным крупным рискам работают межгосударственные пулы, риски делятся между страховщиками разных стран. В нашем ОПО западным перестраховщикам многие аспекты не понятны, они сомневаются в правильной оценке возможности страхования того или иного опасного объекта в России. Они не уверены, будет ли им представлена полная и объективная информация о техническом состоянии объектов, в том числе с точки зрения износа основных фондов.

То есть опасения относительно очень низкого качества этих рисков из России – не лишены основания?

Я слышал от представителей западных компаний опасения по поводу антиселекции перестраховываемых рисков ОПО.

Впрочем, были и противоположные опасения: что страховаться будут только благополучные предприятия, а полноты охвата страхованием, ради которой государство и вводило обязательное страхование, так и не будет достигнуто. Задача сбалансировать страховой фонд между высокоаварийными и низкоаварийными объектами в масштабах страны трудно достижима, поэтому логичны опасения, что страховщики сделают акцент на более надежных объектах и не будут помогать государству защищать ветхие, изношенные и высокоаварийные объекты. Государство и само не стремится здесь помочь страховщикам, оно просто продекларировало, что страхование теперь обязательное, но не продумало механизм его реализации.

Насколько сейчас представлены перестраховщики среди участников процесса разработки подзаконных нормативных актов по ОПО, слышен ли там их голос?

Пока не слышен. Андрей Степанович Кигим дал мне поручение в рамках комитета ВСС по перестрахованию разработать концепцию развития перестрахования, которая была бы более-менее универсальна для всех существующих или возникающих видов страхования. Я ему сказал изначально и готов это повторить еще раз, что полностью универсальной концепции не получится. Слишком разношерстные по идеологии у нас риски, поле деятельности перестраховщиков слишком разнородно: агрориски – это одно, обязательное ОПО – другое, страхование имущества от огня – третье, ответственность перевозчика – четвертое, даже чисто юридически это несравнимые вещи. Но все-таки какую-то рамочную единую концепцию мы выработаем, чтобы голос профессиональных перестраховщиков был услышан и мнение учитывалось. Замечу, что нас уже слышит агросектор. В ближайшее время планируется встреча с главой НССО Андреем Юрьевым, нам важно обсудить вопрос с ним прежде, чем давать рекомендации по перестрахованию ОПО.

Когда высшие лица страховой отрасли комментировали итоги 2010 года, обращалось внимание, что среди лидеров по входящему перестрахованию по-прежнему продолжают появляться «странные» компании, несмотря на то, что многих прежних «лидеров» постигла потеря лицензий. Вы это можете как-то прокомментировать? И может быть, в ситуации, когда столько проблем российских перестраховщиков связывают с невозможностью показать благонадежность перестраховочной отрасли, задачей сообщества должна стать самостоятельная борьба с такими сомнительными «лидерами» – ради улучшения репутации всего российского перестрахования?

Мне кажется, этот вопрос следовало бы вернуть тем чиновникам, которые его задают. Ведь не мы, не перестраховочное сообщество допускает на рынок этих игроков – это делает государственный орган, выдающий им лицензии. В топ-20 компаний по объему входящей перестраховочной премии продолжают появляться компании, абсолютно не известные перестраховочному сообществу. Не буду называть конкретные имена компаний, которые я подозреваю в некорректном стиле работы, но ведь все они имеют выданную надзором лицензию, дающую им право на существование.

Все могло быть иначе, если бы при выдаче лицензий надзор не так формально подходил бы к проверке таких вопросов, как бизнес-план, состав акционеров и т.п. От компаний-однодневок, в конечном счете, могут пострадать и клиенты, в данном случае, цеденты, недопущение чего относится к задачам надзора. А многие «странные» компании пребывают в топ-20 перестраховщиков не один год, и перекладывать решение проблемы на само перестраховочное сообщество в данном случае не совсем корректно. Мы готовы дать по этому вопросу свои рекомендации, на что надо обращать внимание надзору или теперь уже мегарегулятору при оценке перестраховщиков. У нас идут свои внутренние обсуждения в рамках Комитета по перестрахованию, из которых планируется подготовить единый документ – обращение в Президиум ВСС и орган страхового надзора. В свою очередь, нам было бы интересно и узнать, какие ужесточения в отношении подобных перестраховочных компаний планирует сам надзорный орган.

Впрочем, не редкость ситуация, когда уже при публикации списка топ-перестраховщиков в конце очередного квартала, некоторые из них уже идут со сноской «Лицензия отозвана», то есть постфактум надзор по таким случаям неплохо работает. Но в кризисные годы в топе постоянно появлялись новые компании, и вот эта тенденция мне не понятна. Если надзор объявил борьбу со схемным перестрахованием и готов на ужесточение применяемых мер, это просто нужно довести до конца. Но у меня есть ощущение, что наш надзорный орган пока сам не совсем понимает, что это должны быть за меры. Я не исключаю, что поменять нужно подходы к выдаче лицензий на перестраховочную деятельность.

В какие сроки можно ожидать реальных действий по очищению перестраховочного рынка?

Это поэтапный процесс. В середине апреля пройдет ближайшее заседание Комитета по перестрахованию. На нем будут обсуждаться итоги прошедшей XV Конференции по перестрахованию, в том числе вынесенная на обсуждение экспресс-методика оценки перестраховщика с точки зрения налоговых рисков. Где-то к середине года на Президиум ВСС будут вынесены предложения Комитета по перестрахованию, в том числе по проблеме «чистоты рядов». Нам самим не выгодна ситуация, когда одни игроки имеют хорошие профессиональные амбиции, а другие занимаются схемами, и в первой пятерке по сборам постоянно оказываются компании сомнительного свойства. Мы надеемся здесь на правильные подходы у будущего мегарегулятора.

Какие еще ожидания перестраховочное сообщество связывает с будущим мегарегулятором?

Мы ждем перехода количества функций надзора в качество их выполнения. Многие функции надзора прописаны формально, и в разрезе «что» надо делать, не определяя «как». Да, надо бороться с демпингом, со схемным перестрахованием. Но как это сделать? Я надеюсь, что в мегарегуляторе будут лучше прислушиваться к рекомендациям профессионального сообщества в отношении методических особенностей реализации этих задач.

Я читал концептуальный проект работы будущего мегарегулятора и был очень разочарован. Пока это больше напоминает программу партии в советское время - масса декларативных заявлений о том, что будет, но не прописано никаких конкретных действий, направленных на решение первоочередных задач, стоящих перед надзором. Я уже говорил на конференции, и готов это много раз повторить, что меня, в том числе как автора диссертации о государственном регулировании перестрахования, пугает ситуация, когда в России игнорируются принципы МАСН. У них в функционале надзорных органов прописан не только контроль, но и развитие страхования, разработка рекомендаций по оздоровлению и преодолению каких-то негативных тенденций на национальном рынке. У нас же надзор идет по пути чистого контроля. Из года в год, как зациклившиеся, выдаются заявления: «Боремся со схемами», «Требуем чистую и прозрачную отчетность», «Готовимся к переходу на МСФО». Мало того, что все это делается не публично, ошибка и в том, что они не пытаются консультироваться с представителями рынка.

Чиновник, который сидит на месте и принимает решения на основе документов из научно-исследовательских институтов, неизбежно будет далек от практики. Согласитесь, не так массово чиновники присутствуют на регулярных конференциях страхового рынка, хотя их место и время всем известно, а если кто-то и приходит – то тут же покидает мероприятие, отчитав свой доклад. А как можно пытаться регулировать рынок, не услышав мнение практиков? Хочу в этом плане отметить положительный пример Андрея Степановича Кигима – хотя это человек, когда-то пришедший из государственных структур, он сразу быстро вошел в практическую работу и теперь хорошо понимает нужды страхового и перестраховочного рынка. Я благодарен ему за то, что он одобрил идею реанимации комитета ВСС по перестрахованию и постоянно поддерживает рабочий контакт с нами.

Как возможное снижение сборов по добровольному страхованию, о котором Вы говорили выше, повлияет на судьбу специализированных национальных перестраховочных компаний – Ваших коллег по комитету?

Да, вероятность потери бизнеса на этом рынке достаточно высока. Я всегда старался довести до сведения представителей Страхнадзора и Минфина свои опасения по поводу снижения численности компаний. И меня пугают разговоры, которые иначе как философскими и не назовешь – о том, что демпинг может нести прогресс, что через снижение цен страховщики смогут удержать клиентов. Я не верю в то, что удешевление страховой услуги может само по себе послужить побудительным мотивом страховаться для тех, кто раньше этого не делал. Продвинутые клиенты понимают, что дешево – не значит гарантированно, если продукт смогли сделать дешевым, значит либо что-то исключено из покрытия, либо компания не думает о своем будущем. А с точки зрения профессиональных перестраховщиков, демпинг – это удар по всему общему стабилизационному фонду страхового сообщества.

С другой стороны, падение размера премии означает и уменьшение резервов, то есть уже не всякая компания сможет выдерживать на себе крупные риски, а значит, будет нуждаться в перестраховании. Конечно, крупные компании обладают хорошей емкостью, кто-то мог выдерживать и Саяно-Шушенский убыток, и «Азовсталь», и «ПРОТЭК», и Чагино. Может, на лидеров крупные убытки сильно и не повлияли, но для среднестатистического участника рынка это был сильный удар, заставивший пересмотреть свою идеологию перестрахования и отношение к демпингу.

Россия лидирует в мире по доле РВД в расходах страховщиков. Так, может, это и неплохо, если тарифная гонка заставит их уменьшить?

Не стоит думать, что РВД – это только аквизиционные и административные расходы, что они проедаются на зарплату, командировки и прочие атрибуты внутренней жизни компании. РВД связаны и с маркетингом, и с созданием новых продуктов, и с профессиональной оценкой рисков. Но нельзя идти по пути просто секвестирования, причем не только расходов, но и страховых покрытий, упрощения продуктов. И главное, это совершенно не гарантирует, что получившееся в итоге устроит клиента.

Последующее перестраховании в этом случае - вообще отдельный проблемный вопрос. Мне в последнее время нередко приходится получать предложения по перестрахованию, где прямой перестраховщик в один договор умудрился включить несколько типов рисков, абсолютно несовместимых, к примеру, агрориски, имущественные риски и еще что-нибудь. Как высчитывается тариф в таких групповых договорах – не понятно, это самый настоящий обман клиента, хотя и идущий от его готовности заплатить за страхование не более определенной суммы.

Мы встречаемся в преддверии 15-летия компании «Москва Ре». Каково Ваше самоощущение накануне юбилея, отмечаемого в нынешних непростых условиях?

Мне довелось присутствовать на предыдущих юбилеях 5-летии и 10-летии в качестве почетного гостя, представлявшего другие организации - партнеров «Москва Ре», а 15-летие я отмечаю в качестве ее руководителя. Это, конечно, другое ощущение, другой взгляд на проблемы и успехи компании.

Компания сегодня занимает свое достойное место, как среди профессиональных перестраховщиков, так и на страховом рынке в целом. Даже если анализировать самые трудные последние 2 года кризисного и посткризисного периода, нет ощущения, что мы стали хуже работать. Закладываемые в предшествующие годы заделы на будущее позволили «Москва Ре» подойти к кризисному периоду более-менее подготовленной, поэтому на нас кризис сильно не отразился. Ожидания были взвешенные, планы – реалистичные. Мы никогда не были склонны планировать галопирующий рост сборов, как некоторые страховщики (у которых динамика до 2008 года позволяла ожидать ежегодного роста брутто-премии на 40%). Мы всегда подходили к показателям более взвешено и оценивали ежегодный прирост в пределах 10-15%, и даже на протяжении 2009-2010 гг. эту планку выдерживали. Планы в компании неукоснительно выполняются, поскольку они были реальными.

Как Вы оцениваете перспективы компании «Москва Ре» в условиях процессов, происходящих в Вашей финансово-страховой группе?

Когда два года назад акционеры пригласили меня возглавить компанию, они поставили задачу выхода на лидирующее место среди профессиональных перестраховщиков. Несмотря на кризис, мы гордимся тем, что благодаря нашему высокопрофессиональному коллективу и поддержке акционеров и руководства группы, которые нас не просто слушают, но и слышат, нам это удалось. В связи с новыми требованиями по капитализации, акционеры откликнулись на необходимость увеличить капитал, не дожидаясь контрольной даты. Они поддерживают нашу инициативу, продвигаемую через комитет по перестрахованию ВСС, по поводу формирования РЗНУ для перестраховщиков.

Стратегическая перспектива нашей компании не зависит ни от каких сделок у акционеров группы и покупок пакетов одного банка другим. Ничего в идеологии не поменяется – «Москва Ре» была и остается единым перестраховочным центром, отвечающим за входящее и исходящее перестрахование в группе МСК. Акционеры полностью доверяют нам в области политики формирования входящего и исходящего портфелей, не вмешиваясь в узко специальные вопросы, доверяя нам как профессионалам. Мы не скрываем своих амбиций: единожды заняв лидирующее место среди специализированных перестраховщиков страны, мы не собираемся его терять.

А какие перспективы в этом непростом бизнесе Вы видите для себя лично? Говорят, кризис профессионального роста у человека наступает через 7 лет, проходили ли Вы лично какие-то собственные профессиональные кризисы? В каком направлении собираетесь работать в будущем?

Я не собираюсь никуда уходить из перестрахования. Я проработал в страховании 32 года, то есть успешно миновал уже 4 таких критических 7-летних рубежа, и твердо намерен продолжать дальше работать в своем направлении.

Я верю в свою компанию и тех людей, которые со мной работают. Верю в тех людей, которых пригласил работать в Комитет ВСС. Ну а наличие нерешенных задач, которые накопились к настоящему моменту, говорит о том, что нам есть чем заняться. Расширены возможности по участию в деятельности комитета для всех заинтересованных специалистов. В общем, есть все предпосылки для того, чтобы оправдать доверие, оказанное нам при восстановлении Комитета, и выстроить работу так, чтобы у всех страховщиков и перестраховщиков появились поводы для оптимизма.